По мотивам наблюдений за некоторыми фандомамиUpdate: Закончила!
Странное дело - я ведь хотела посмеяться над нелепыми фиками вообще, а получилось... Ну, что получилось, то получилось Посмотрела я тут, что творится в некоторых фандомах, и так впечатлилась, что решила даже балладу по этому поводу написать Говорю сразу - к истинному положению дел в Сенкевич-фандоме она не имеет никакого отношения. Это всего лишь фантазия на тему "А что если бы и у нас было, как у них" - а на самом-то деле у нас все чинно и благородно, вы не думайте
Итак, собственно, баллада. Это, как вы понимаете, переделка толстовского "Змея Тугарина"
Пирует в Збараже средь грозных гусар
Прославленный князь Вишневецкий -
Доспехи на солнце горят как пожар,
И слышен далеко звон кованых чар
И эхо виватов шляхетских.
И рек Вишневецкий: «Что ж нету певцов?
Без песни не в радость и вина!»
И вот незнакомый из дальних рядов
Певец выступает на княжеский зов,
Гусар растолкавши бесчинно.
Являет весьма удивительный вид
Незваного гостя фигура:
В очах беспокойное пламя горит
И вместо гуслей из-под мышки торчит
Истертая клавиатура.
читать дальшеИ начал он петь на неведомый лад:
«Героям сопутствует слава!
Ты, княже, могуч и казною богат,
И всякий дрожит пред тобой супостат
В пределах Днепровской державы.
Высоко твоя воссияла звезда
Над гордого рыцарства станом -
Но слава коварна: промчатся года,
Нахлынет фанатов лихая орда,
Заслэшит вас с душкой Богданом!»
И вспыхнул Ярема при слове таком,
Рассерженно брови нахмуря –
Но вдруг рассмеялся – и хохот кругом
В рядах прокатился, как по небу гром
В преддверье неистовой бури.
Смеется княгиня, потупивши взор,
И звонко паненки смеются,
И с ними смеется ведь княжеский двор,
Да так, что окрестный качается бор
И лавки под панами гнутся.
Певец продолжает: «Смешной моя весть
Сиятельным кажется панам?
Священна для всякого шляхтича честь,
И всех добродетелей ваших не счесть
Коль рыцарским верить романам!
Как истинный витязь, здесь всяк осиян
Любовью к прекраснейшей даме, -
Но скучен фикрайтерам гетный роман! -
И будете вы, наплевавши на панн,
Лобзаться в кустах с казаками!»
«Довольно! – воскликнул седрито пан Ян, -
Такое и слушать негоже!
Не мене был дерзок Чаплинский-смутьян,
Да я зашвырнул нечестивца в бурьян -
С тобой не случилось бы то же!»
А тот лишь смеется: «Моя ли вина,
Что пана Сенкевича книжка
Таких аппетитных намеков полна? -
Вот ты отчего отпустил Богуна?
Влюбился поди, шалунишка!»
Опешил невольно Збаражский герой
От выходки этой бесстыдной,
Певец же лишь клавиш коснулся рукой, -
И вновь полились оскорбленья рекой,
И края-конца им не видно:
«О да, добродетели ваши не раз
Худую сослужат вам службу!
Не правда ль, не мене сияющих глаз
Пленительной панны любезны для вас
Шляхетское братство и дружба?
Но нету нам дела до дружбы, увы,
И спаянной родственной кровью! -
И вскоре, дурной не страшася молвы,
И друга, и брата возлюбите вы
Ни разу не братской любовью!»
Тут в гневе отважный пан Михал вскочил:
«Послушай, бесстыжая рожа!
Один атаман так же дерзостен был,
Да сабля его поумерила пыл –
С тобой не случилось бы то же!»
«Напрасен твой гнев! – усмехнулся певец. –
Уж верно, придуман не мною
Твой с Кетлингом пейринг! Молчишь ты, шельмец?
Скажи, отчего сей пригожий юнец
Твоею зовется женою?»
И, словно ударом коварным, сражен
Бессовестным этим наветом,
Пал Михал на лавку, - а этот пижон
Смеется нахально: «Да что там про жен!
О слове забудьте об этом!
Ведь вскоре, решив наконец наплевать
На чести понятия бренны,
Средой обитанья избравши кровать,
Как кролики, будете жару давать
Друг другу вы нощно и денно!
И будет читатель, разинувши рот,
Дивиться на фик в Интернете:
«И как еще выжил подобный народ,
Когда лишь к мужчине мужчину влечет?
Откуда ж брались у них дети?..»
«Стой, - молвил, поднявшись, Заглоба, - не смей
Такого сулить нам Содома!
Тебя я узнал из негодных речей -
Ты, верно, и есть тот проклятый злодей
Что честные губит фандомы!
Французский посол, господин д’Артаньян,
Вчера мне поведал за чаркой,
Что в их королевстве явился смутьян,
Такою же страстью к греху обуян
Как старый пропойца – к шинкарке;
Он бродит по свету, подобно беде
Повсюду являясь незванно,
И гнусные песни слагает везде,
И песен таких - словно блох в бороде
У подлого крымского хана!
Не стану я их повторять при столе
Но, следуя правилам чести,
Уж должен, поди, кардинал Ришилье
Жениться немедленно на короле
Со всеми гвардейцами вместе!
Еще говорил мне француз и о том,
Что наглая эта ехидна
Хвалилася всякий так славить фандом,
Пока есть идейки в мозгу озорном
И клава в ручонках бесстыдных!
Довольно позорил ты честных людей
В своих песнопеньях поганых -
Но пробил возмездия час, лиходей!
Погибни же с клавиатурой своей,
Орудьем злодейств окаянных!»
И в клаву Заглоба бутылку метнул -
Треск, грохот! И в то же мгновенье
Внезапно подземный послышался гул,
За окнами всполох небесный сверкнул,
И сгинул певец как виденье.
Напрасно гордился несчастный смутьян
Фантазией неукротимой -
Она в своей силе таила изъян:
Не мог, как и всякий другой графоман,
Прожить он без клавы любимой!
И снова веселье повсюду кипит,
Смеются вельможные паны:
«С кем вздумал тягаться, бездарный пиит!
Чай, песенок более не сочинит
Про общий разврат непрестанный!»
Смеется Ярема: «Возьми его прах! -
Чем только, подлец, не грозился!
Чтоб мы в непотребных погрязли грехах,
Чтоб мы с казаками лобзались в кустах,
Чтоб я на холопа польстился!
Должно быть, ему сам нечистый вложил
В главу эти скверные мысли!
Когда бы ты, сударь, его не сразил,
Я б на кол немедля его посадил
(В нормальном, естественно, смысле!)
Иди же сюда, мой любезный собрат!» -
И, кубок наполнив немалый,
Он обнял Заглобу - и дружный виват
Тотчас прокатился три раза подряд
Под гулкими сводами зала.
«Я пью за тебя! И скажу наперед:
Пусть знает фикрайтер лукавый,
Что если какой-то еще обормот
Нас в пейринг позорный за это впихнет,
То быть ему также без клавы!»
И выпил Ярема – и тут же кругом
Как моря бурлящие воды,
Как летом из тучи ударивший гром,
Вскричали бойцы: «За Заглобу мы пьем!
За нашего пьем воеводу!
За дружбу, навеки связавшую нас,
За честь, за любовь и за славу!
А если какой-то еще… лоботряс
Хулительный фанфик напишет про нас –
То быть нечестивцу без клавы!»
И долго шумело собранье гусар
В роскошном дворце Вишневецких,
И славил Заглобу и молод, и стар,
И несся над замком звон кованых чар
И эхо виватов шляхетских.
______
Примечание-1. Я таки извиняюсь: линия с Кетлингом - "женой Володыевского", конечно, имела место намного позже того времени, когда пан Михал служил Вишневецкому. Но не могла же я, описывая коварные обоснуи, обойти этот момент стороной )))
Примечание-2. Насчет Дюма-фандома: это ни в коем случае не наезд. Я понятия не имею, как там обстоят дела с нелепыми фиками. Единственная причина, по которой я позволила себе впихнуть сюда д’Артаньяна, заключается в сюжетной канве исходного произведения: у Толстого третий богатырь узнает в певце Змея Тугарина, и это позволяет ему одолеть супостата. То есть Заглоба должен был «узнать» фикрайтера. А узнать он его мог только если до этого ему кто-то об этой напасти рассказал. А кто ему мог рассказать? По-моему, по времени с Сенкевич-фандомом только Дюма-фандом и пересекается.
Так что прошу считать, что относительно Дюма-фандома это тоже вроде как фантазия на тему «А что если бы у них тоже все было так же ужасно, как в некоторых других фандомах»